На пределе: Марафоны, IT бизнес, масштаб добра. Наталья Морарь.

-За сколько предлагали купить Point?

— Что-то ты сегодня…

Амбициозные цели – не требуется их достижение. Они настолько амбициозные, что если выполнил 70%, ты уже красавчик.

Всем сотрудникам Simpals нужны презервативы. На всякий случай.

— Что это за шрам?

-Я решил искупаться в бетоне.

-Так, про чип в руке я не верю. Продолжаю не верить, поэтому делаем эксперимент.

-Я не люблю носить всякие штуки в карманах, поэтому я ключ зашил себе под кожу.

Семь лет меня нет рядом, все. Ты на втором плане, на третьем плане. Сначала велосипед, потом бег, потом плавание, потом жена. Государство сейчас занято совершенно другим делом. Их это не интересует.

-А что, вот ты как бизнесмен, что, борьба с коррупцией не поможет?

— Этого недостаточно. Окей, хорошо, всех воров посадить. Дальше что? Что у нас, дороги от этого появятся? Что у нас, появятся электронные дневники от этого?

-Ты, вообще, считал, сколько у тебя денег?

Сразу видно ноги человека, который уже сколько лет ходит пешком?

— Четвертый.

-Ну привет. Сейчас раннее утро, 7:30 утра. И мы подходим к дому человека, с которым сегодня я делаю интервью. На мой взгляд, это один из самых интересных людей, кого я встречала здесь, в Кишиневе. Для него наша страна слишком маленькая. Я бы его назвала молдавский Илон Маск. Сейчас скоро вы об этом узнаете. Вот он, Дмитрий Волошин!

-Привет!

-Кто не знает Дмитрия Волошина? Но первое, что меня удивило… Привет, доброе утро.

— Здравствуй.

— Ты живешь в многоквартирном доме при всех твоих возможностях?

-Да.

-Не в доме? А как же трава? Босиком походить и так далее?

— Для этого у меня есть дача на берегу Дурлештского леса. А в квартиры мы живем, потому что когда я предложил своей любимой: «Давай купим дом, мы можем себе позволить себе купить дом», она сказала: «Нет, кто будет ухаживать за домом? Ты, что ли? Ты будешь лежать на диване, греть свои пятки, а я буду ухаживать за этой огромной махиной. Так что давай квартиру». Я говорю: «Давай квартиру». Но сейчас она уже готова.

-Я понимаю, ты уже многим объяснял, почему босиком.

-Давай я тебе объясню. Для этого нужно снять обувь и пойти со мной. Мы будем идти с тобой босиком, и я тебе буду рассказывать, почему босиком. Может быть, ты лучше меня поймешь.

— Надо сказать, что условие Димы дать это интервью было только одно. Он сразу сказал: «Дам, но при одном условии: ты весь день будешь ходить со мной босиком». Я слова сдерживаю.

-Давай, поехали.

— Хорошо. Вы уж простите меня за, может быть, не самый лучший педикюр, простите.

-Нормальный у тебя педикюр.

-Да, постаралась для тебя.

-Я стал меньше бегать, когда я понял, что все, надо остановиться. Но организм требовал движения. Я стал ходить. Ходить много. Я транспортом пользуюсь очень редко. В основном это передвижение пешком.

— Сколько у тебя уходит времени на передвижение пешком?

-Немного.

-Это же на самом деле… Часа два, я думаю, в день ты ходишь.

-Часа полтора, да. На работу, с работы. Оно ж… Почему я люблю Кишинев, почему люблю Молдова. Когда конец мая, начало июня, греет солнце, все зеленое, ты купил стакан черешни, ты слушаешь классную музыку и босиком идешь по теплому асфальту. Вокруг люди улыбаются. Это ж пиздец.

Еще, наверное, годика два назад я бы тебе сказал, как реагируют люди. А сейчас я просто перестал это замечать. Раньше для меня это вообще было, когда я начал только ходить, я сразу смотрел на людей: «А что они подумают, смотрят они, не смотрят». Потихоньку ты привыкаешь к этому. Это как ты садишься на дорогу тачку и смотришь: а как? По-другому же, тебя на перекрестках пропускают.

-Девчонки-то замечают!

-Ты поездишь полгода-год, потом ты уже перестаешь обращать внимание, как на тебя реагируют. То же самое и босиком. Я понятия не имею, как они на меня реагируют.

-Но скажи, ты это все сделал с самого начала для некоего преодоления?

-Не-не-не.

— Для чего?

-Тогда у меня родилась концепция Enjoy. Я тебе про нее чуть-чуть подробнее потом расскажу. Я сейчас ее пытаюсь формализовать, какие-то описать правила, для того чтобы выложить ее, чтобы это стало каким-то манифестом, который можно показать другим людям. Но основной ее смысл – научиться получать радость от простых и доступных вещей. Самых маленьких, которые мы обычно не замечаем. И вот хождение босиком – это одна из тех радостей. Вообще, обрати внимание, сколько поверхностей вокруг происходит.

-Да-да. Я никогда не думала, что плитка вот эта убогая, сирая плитка может быть такой приятной. А оказывается, после шершавого асфальта она очень даже…

-А есть еще куча. Есть еще и песочек, есть еще и травка. И ты выходишь босиком каждый раз, как будто новое приключение у тебя.

— Когда было больше всего вопреки у тебя, в твоей истории бизнеса?

-Вот у меня со студией вопреки. У меня платформа Achizitii тендерная, мы сделали, чтобы госзакупки проходили тендерно, абсолютно прозрачно. Сейчас тоже закрывают. Берут европейскую систему, покупают за миллион долларов, чтобы никто ничего не видел. И с марафоном.

-С марафоном тоже тяжело?

-В первый год мне просто не дали. Мне просто сказали: «Нихуя, мы не будем перекрывать город из-за пары сотен бегущих придурков. Вы что, ебанулись? Троллейбусы не будут ходить?» Троллейбусный парк, знаешь, что сказал? «700 тысяч лей дайте нам, пожалуйста, за выходные и бегайте сколько хотите. Потому что у нас потери». Я говорю серьезно, 700 тысяч лей.

-А ты им рассказал про Бостонский марафон? Или про Лондонский?

— Все рассказывал. Я ролики им показывал. Вот Нью-Йорк, вот Бостон. Скажите любой город в Европе – я вам покажу ролик оттуда.

-С марафона.

-Лиссабон – вот он Лиссабон, смотрите. «Дайте через годик мы поговорим об этом». Говорю: «Блять, сука!» Но через годик все нормально. Потихонечку, со скрыпом.

Потом пошли бабушки с авоськами, с брынзой, что, блять, вы мешаете мне на рынок пойти. Ну город до сих пор шумит во время марафона.

-Ну да. Я, кстати, помню первый год, первый марафон. Это просто был такой хит. Понятно, тогда еще не было такого понятия, как культура отмены, но была, конечно, волна хейта в Facebook.

-Кто-то приехал, приехали какие-то чиновники перекрывать город. Нет, блять, наши. Бегайте где-то в жопе мира, в Гидигиче бегайте. На Мунчешской бегайте. Вот приезжают тысячи туристов иностранных, посмотреть на Молдову, мы их в Мунчешты, рыпу покажем им.

— Да.

-Тяжело было объяснить им все это. Но потихонечку, смотрю, все меньше и меньше. Может, так же проклинают, но уже принимают как неизбежное: ну окей.

-Абсолютно.

-Хорошо, потерпим один раз в году вас.

-Слушай, давай сравним, покажем нашим ребятам, сравним наши ноги. Чтобы вы понимали, мы от дендрариума, страда Кока . Сколько это, километра три, наверное? Или четыре?

-Три-четыре.

— 3-4 километра. 4 километра мы по Штефан чел Маре прошли пешком, пришли сюда в Crème de la Creme. Сразу видно ноги человека, который уже сколько лет ходит пешком?

-Четвертый.

— Я пока первый день, первое утро.

Как сделать так, чтобы в Молдове были условия, при которых большинство людей, если они будут работать, смогут стать богатыми и счастливыми? Если они будут самостоятельно работать.

-Конечно, это риторический вопрос больше. Я не хочу опять кидать камни в наше государство и сказать, что вот, если бы нам создали условия, бла-бла-бла. Я не верю, что в Молдове в ближайшие 5-10 лет реально, что средняя зарплата вырастет до 3 тыс. долл. То есть что бы мы ни делали. Насколько у нас большой ком нашего менталитета тянется с 1990-х годов, что он перемалывает все благие начинания, которых даже не было еще в нашем государстве. Они начнутся через 3-5 лет уже серьёзные. И вот тогда потихонечку начнет ситуация меняться.

-Что именно в нашем менталитете мешает нам развиваться?

-Есть много особенностей. Многие люди любят быть бедными. Не осознавая этого. Не вытаскивая на поверхность. Их устраивает это положение. Они не готовы брать на себя ответственность, не готовы рисковать, не готовы много работать. Их устраивает быть бедным и рассказывать другим, что государство виновато в том, что они бедные. Вот это менталитет советский еще, который передается от родителей к детям. Что это окей, лучше быть бедным, несчастным, жалким и жаловаться на государство.

-И виноват всегда кто-то, не ты?

-Конечно. У тебя жизнь такая. Виноват не ты. Вот эту хрень убрать из головы достаточно сложно и тяжело людям. У меня таких очень много знакомых. Но это все происходит неосознанно у них.

-Но ты понимаешь, что в нашем обществе кроме этого, на мой взгляд, есть очень странное, непонятное отношение к предпринимательству. У нас нет преклонения перед институтом предпринимательства. Понятно почему, потому что…

-Потому что предприниматели – воры. Воры и бандиты, которые нагибают, блин, народ. Как непонятно тебе? Все понятно. И не только люди так думают. Оттуда то же самое я слышу постоянно. И оттуда, и оттуда.

-Извини, вот у нас нынешняя власть пришла на этом, что всех бандитов, воров пересажаем, коррупцию победим и заживем хорошо. Вот почему, кстати, не зажили хорошо, на твой взгляд?

— Так потому что еще надо бизнес прижать. Он же тоже не может ничего хорошего делать. У меня же почему проблемы…

-Ты считаешь, что новая власть относится ко всем бизнесменам, как к ворам?

-Она относится к современному бизнесу, к нашему молдавскому бизнесу, как к структуре, которая хочет проползти в государственные институты и кусать, рвать, тащить, набивать себе карманы.

Опять же, на словах все круто. Мы за частно-государственное партнерство, что мы даем бизнесу зеленый свет. На самом деле у меня есть несколько проектов…

-У тебя проект был очень крутой – электронный дневник для школ.

-Да, Studii.md.

— И я помню, прошлым летом мы с тобой делали интервью, и ты бредил идеей о том, что если сменится власть, то получится дигитализировать систему школьного образования. Ты рассказывал про это. Что получилось?

-Ну вот кейс. Три года назад, уже четыре почти, у меня сын, оказалось, двоечник. Оказалось, потому что я случайно зашел в школу и мне случайно показали журнал. Я говорю: «Твою ж душу мать». Я подумал, что нужно сделать дневники прозрачными, как в нормальных странах.

— Сын – это Миша, для тех, кто не понял.

-Ну он такой был, да-да.

Ты просто вбиваешь в приложение оценки, преподаватель. А ты, родитель, видишь. Ничего такого сложного. Просто все через… Без бумаги. Все через цифру, через облако. Такие системы уже были и в Украине, и в России, в Румынии, во всех европейских странах они есть.

Все, отлично, мы сели, собрали большую команду, начали фигачить, год-два, начали входить в школы, начали слушать учителей, директоров, что им нужно, как они хотят, родителей, учеников, очень много интервью сделали. Создали систему, начали интегрировать школы. 10 школ, 20, 50. Вся Гагаузия взяла школы. И тут мы попали в сферу внимания государства.

— Это какой год?

-Это два года назад. И говорят: «А что вы здесь делаете?» – «Мы электронные дневники сделали бесплатными для всех школ». Мы вложили туда больше 300 тыс. долл., но сделали это все фри. И тогда, два года назад, государство, посмотрев на все это, начало пилить параллельно свою систему, беря прямо куски интерфейса наши и вставляя в свою систему, что вот мы делаем свое.

-Соответственно, можно и деньжат из бюджета попилить и т.д. Своя компания сделает. Зачем частная инициатива, когда можно свою компанию найти, которая попилит бюджет? О чем ты говоришь?

-Возможно. Но меня не это беспокоит. Меня беспокоит, что если бы они это сделали, что 3-5 электронных дневников, и все конкурируют за школы – пожалуйста, давайте.

Что начало происходить дальше? Они начали звонить в школы и говорить: «Используйте государственный дневник, а частный уберите нафиг, чтобы мы его не видели». И школы начали уходить из системы. И мы не понимали, что происходит, пока нам не сказали, что официально они не говорят, но такие звонки происходят.

После этого я пошел к министру образованию: «Что случилось? Почему такая ерунда? Почему вы мешаете дигитализировать школы?» – «Потому что…»

-Это кто был министром образования тогда?

-Топалэ, текущий. Потому что персональные данные, вы не имеете права их обрабатывать.

Мы говорим: «Окей, мы готовы выполнить любые регламенты, любые спецификации, которые вы нам поставите, ограничения, мы сделаем все, как вы хотите. Вплоть до того что вся система будет крутиться на ваших серверах, вы контролируете абсолютно все, мы даже не имеем доступа к этим ученикам». На что мне сказали: «Нет, мы будем развивать свою систему, а вашу пускать в школы не будем. Так что сворачивайтесь». Я просто охуел. Понимаешь? Мне прямым текстом заявили…

-Подожди, обещали же дигитализацию.

-Так я говорю: «А где вот это все?» Говорят: «Мы будем делать свое». Аргументов очень мало. Сегодня мы говорили с Юрием Цуркану, с заместителем по дигитализации. Я увидел свет в окошке. Мы сейчас поговорили, и у меня немного отлегло, потому что  не у всех такое… То есть не транслируется, что вы хотите обогатиться за счет государства, вы хотите наебать кого-то, вы хотите воровать персональные данные. Есть открытые чиновники, которые готовы сотрудничать. Но есть такие, которые мешают. И это пипец. Я не знаю, что с ними делать.

-На твой взгляд, от слов к делу перейдут?

-Не похоже.

-Потому что слов про то, что будет частно-государственное…

— Так покажите пример. Achizitii.md сделали, тендер, государственные закупки, прозрачную систему, где государство выставляет, что нужно бумаги 10 тонн. И все остальные кидают предложения. И потом государство может выбрать, с кем ему сотрудничать. Это все прозрачно: кто подает, что подает. Что сейчас происходит с этой системой? Мы вложили в нее больше 100 тыс. долл. Сейчас они говорят: «Мы покупаем в Европе похожую систему. Она будет закрытая, не такая прозрачная, но мы ее купим там, а вашу закроем».

-Ты можешь мне объяснить причину? Не будем вдаваться в историю, кто знает, тот знает. Последние годы, пока был режим Плахотнюка, я была среди тех, кто боролся против этого режима, потому что я понимала, что это есть некое глобальное зло для нашей страны и для нашего общества.

От той власти никто и не ожидал, что они могут приходить с хорошими намерениями. Что-то, конечно, делалось, но никто не ожидал хорошего. Год назад у нас произошла смена. Пообещали много всего хорошего, в том числе, таких вещей. Почему не получается? А) не хотят? Б) не способы? Или с самого начала просто обманывали, когда выходили с лозунгами.

-Я не уверен, что обманывали. Я думаю, это, конечно, и популизм тоже. Но верили в то, что будет по-другому. Но на самом деле вот эта хрень сидит очень глубоко в умах людей, что бизнес не может ничего просто так делать для государства, что он хочет обмануть, урвать, отхватить. Безусловно, я не могу делать сервис бесплатным, потому что он просто закроется. Нет людей, которые будут работать. Но я готов предоставить бесплатный сервис для школ с какими-то дополнительными сервисами, которые не влияют на основные, для тех родителей, у которых есть деньги. Например, уведомления.

-К примеру, репетиторство.

-Репетиторство. Уведомления об оценках. Ты сидишь – о, сын двойку получил. Прямо в реальном режиме времени. Не еженедельный отчет получаешь по оценкам, а прямо real-time. Я готов 2-3 доллара платить в месяц за это. Тьфу, ни о чем. И тысячи родителей – это тысячи долларов, на которые я могу содержать дизайнера, программиста, продукт менеджера на эти деньги. И эту систему развивать. Кому это мешает? Нет, государство возьмет кучу бабла, наймет компанию, где половина денег отмоется, создадут систему. И потом бросят ее. И она сдохнет. Понимаешь?

— Почему? Ведь вроде бы должно было быть по-другому наконец-то.

-У меня ощущение, что нашему правительству сейчас не до этого. Оно борется с коррупцией, с ворами, с призраками. А реальные проблемы…

-Один вор известен, знаем.

-А реальные проблемы государства… Я вообще считаю, что Молдову может спасти только бизнес. Потому что государство сейчас занято совершенно другими делами. Их это не интересует.

-А что? Вот ты как бизнесмен. Что, разве борьба с коррупцией не поможет?

-Этого недостаточно. Ну окей, всех воров посадили. Дальше что? Что у нас, дороги от этого появятся? У нас появятся электронные дневники от этого? У нас появится единая стилистика, красивые сайты, красивые вывески? У нас появится цифровизация в садиках? Что у нас изменится от этого?

-Я неделю назад записывала интервью, запуская этот проект. Спасибо, что согласился дать интервью. Я хочу общаться с интересными лично для меня людьми, чьи мысли, я думаю, могут быть полезны для нашего общества.

Неделю назад я записывала интервью с Ходорковским. Он сказал удивительную вещь, но он ее аргументировал очень четко: «Ты знаешь, для государства, для системы госуправления честный идиот может быть опаснее, чем профессиональный коррупционер, потому что коррупционера еще можно поместить в рамки, в которых он не сможет воровать, и тогда его мозг можно будет использовать во благо, а вот с честным идиотом, пожалуй, уже дела непоправимы».

-С идиотами вообще, в принципе, лучше дела не иметь.

-А наша беда в чём, на твой взгляд? В том, что мы просто не способны? Или если вот во власть, то обязательно коррупционеры?

-Ты знаешь, я думаю, что люди во власть идут не для того, чтобы воровать. Большинство людей идет с намерением что-то изменить. Вот серьезно, как это ни парадоксально. Искренне, честно прийти и изменить.

Но чаще всего одна ложка меда бочку дегтя не спасет. И она, перемешиваясь, тоже становится черной и вонючей. Вот в чем проблема. Мне кажется, для того чтобы были серьезные перемены, нужно прямо напалмом выжигать все и ставить совершенно других людей туда. А если по одному туда интегрировать, они будут все растворяться в этом болоте и становиться такими же. Конъюнктура их сжирает. И это вопрос времени. Я просто убежден, что с Молдовой все будет окей. Но я, например, новую власть воспринимаю как… Дени, фу! Ее основная функция – это как раз тот напалм, про который я и говорил. Выжечь старую траву, чтобы выросла новая. И вот новая, что придет после этой власти, возможно, уже будет другой.

-Новая.

— Новая. Невозможно, чтобы Молдова в современном мире оставалась феодальной. Ну не может такого быть. Все равно лет через 10 здесь будет все по-другому. И все равно я верю в то, что окей, тяжело нам сейчас, мы бодаемся, мы деремся, но рано или поздно это принесет плоды. И Молдова будет другой. Я надеюсь, что мои дети останутся жить здесь. Пока планов уехать у них нет. И возможно, мои дети и их дети будут жить уже в европейской стране.

-Хорошо. Когда, ты думаешь, изменится отношение к предпринимательству в Молдове? И откуда это отношение должно начаться? Оно должно начаться снизу или сверху, от представителей власти?

-Безусловно, это должно начаться снизу. Мне кажется, предпринимательство должно доказать, во-первых, что оно бюджетообразующее, что без бизнеса нет государства.

Оно должно доказать, что выходит на мировые рынки и там успешно представляет Молдову. Оно должно доказать, что оно не про воровство, не про бандитизм, а про то, чтобы помогать государству расти. И потихоньку лед сломается, и государство начнет доверять бизнесу. Я в это верю, поэтому буду бодаться, продолжать дальше.

-Ты часто, вообще, помогаешь?

-Наверное, помогаю не я, а проекты больше помогают людям, чем лично персонально я. Когда обращаются, конечно, помогаю лично я. Но больше…

-А разве твои проекты – это не есть продолжение тебя?

— Есть. Если говорить лично я. Возьмем беженцев. Многие ездили на таможню, брали людей, укутывали, поили чаем, печеньем. Потом обратно. И вот так неделями ездили. Я этого не делал. Но я сделал платформу на 999 для недвижки. Мы собирали информацию, инфоцентры делали. Мы учили в студии украинских детей. У меня дома жило несколько семей. Я стараюсь через проекты масштабировать помощь.

— Я это и хотела сказать. У тебя есть возможность масштабировать.

— Да, если есть возможность, я пользуюсь этим.

-Что меня удивило, мы с тобой в 7:30 встретились, сейчас уже почти 9. А нет, уже 9:18, мы два часа с тобой вместе. И я не слышала, чтобы у тебя звонил телефон.

-О!

-Вот мне почему-то казалось, что у тебя телефон должен звонить пару раз за минуту.

-Помнишь, про метрики мы говорили успешного человека?

-Да.

-Вот это еще одна из метрик – тихий телефон. Он не должен звонить. Если тебе звонят, значит у тебя что-то не так. Он не должен тебя беспокоить.

— Все работает без тебя?

-Да-да. Опять же, время. Мы же для чего бьемся, бизнес, чтобы получить время. В итоге, по большому счету, мы хотим получить свободное время, когда можно ничего не делать. А если ты занят, ты раб своей работы.

-И сколько людей у тебя создают возможность, чтобы твой телефон не звонил? Сколько людей у тебя реально сейчас работает над важными проектами?

-Во-первых, нужно четко понимать, что это дорогое удовольствие, чтобы не звонил твой телефон. Потому что он сейчас не звонит, но я при этом теряю деньги, потому что, если бы я был во всех процессах, коэффициент полезного действия моих компаний был бы выше. Я зарабатывал бы больше денег, потому что я как неотъемлемая часть бизнес-процессов хорош. И я могу бустить. А я не участвую в этом, поэтому КПД бизнеса падает. Я зарабатываю меньше денег, но зато я свободен.

-А можно сказать, что в твоем бизнесе ты про идею, а про реализацию идеи – это совершенно другие люди?

-Совершенно верно, так и есть. У нас у каждого есть свои шляпы. Мы договорились, что у каждого есть своя шляпа. Один по коммуникациям хорош, другой – в придумывании идеи. Третий по выстраиванию процессов. Систематизации.

-Тогда твой бизнес без кого бы смог скорее выжить – без тебя или без них? Если вдруг пришлось бы отвязать.

-Текущий бизнес – без меня. «Девяткам» я нафиг не нужен. У них уже есть методология, как развиваться и расти. Там все окей. А вот новые бизнесы просто бы не появлялись. Если смотреть глобально на Simpals на протяжении 30-40 лет, то, наверное, без меня бы он схлопнулся. Но и без системы он бы тоже схлопнулся. Я не знаю, что здесь важнее, курица или яйцо.

-Ты, вообще, людей себе в команду как выбираешь? Ты сразу понимаешь, твой человек или не твой человек? Тебе сколько времени нужно на то, чтобы понять, твой человек или нет?

-Обычно немного. Получасовой беседы достаточно, хватает обычно. Просто люди, особенно которые топ-менеджеры, они умеют маски носить очень профессионально. Вплоть до того что они посмотрят информацию про тебя, соберут.

-Поймут, что тебе нравится.

-Поймут, что тебе нравится. И так представит, ты говоришь: «Блять, это прямо моя химия».

-У тебя были такие обломы?

-Да, были такие обломы. Очень неприятно. Чувствуешь, что тебя наебали.

-Три месяца ты провел в акселераторе. Что ты помнишь? Акселе…

-Акселераторе.

-Да, спасибо. Что там?

-Короче, существует технология построения стартапа. И главная мысль – сначала нужно продать, а потом создать. Не наоборот.

— То есть продавать надо, не имея?

-Не имея, да. И для меня это был инсайт. Я понял, что то, чем занимаемся мы в Кишиневе здесь, что это вообще к бизнесу не имеет отношения. То есть у нас фактически было пару локомотивов. Там, «девятки» – основной локомотив, Point, которые генерируют какую-то прибыль. И мы на нее пытаемся что-то делать. Даже не пытаемся, а просто разбрасываем деньги во все стороны. Авось что-то выстрелит. То есть бессистемно. И когда я понял, что есть система, я приехал с ней, собрал всех наших топов: «Ребята, теперь мы начинаем делать бизнес так, как делает весь мир».

-Так после 20 лет ты вдруг решил делать бизнес?

-После 17-ти, да. Начинаю теперь заниматься бизнесом так, как это делают во всем мире. И это называется продуктовый подход. Об этом написано очень много книг, курсов. И мы потратили реально 2 года, чтобы перестроиться с того подхода молдавского, как принято у нас, к американскому и, вообще, к глобальному, как делают сейчас современные продуктовые компания. Мы продуктовая компания. И вот сейчас мы работаем по-другому. Я тебе, помнишь, говорил, что мы сбросили шкуру, и новое выросло. Это как раз те люди, которые не смогли перестроиться, перейти на этот лад.

-Ты сменил бóльшую часть руководства в своем бизнесе?

-Я не менял, они больше сами сменились. То есть они не приняли этот подход, потому что раньше был подход не измеряемый никак, без метрик, без целей и достижений.

То есть как-то было все по наитию. Ну работаем и работаем, а когда что будет – ну как получится. А когда появились рамки, почему нужно сделать это, почему ты красавчик, объясни, не потому что я тебя люблю и мы с тобой паримся в бане, а покажи по цифрам, что ты красавчик.

-Ага, то есть ты решил ввести KPI для своих сотрудников?

-Нет, KPI – тоже древняя техника, ее не используют. Есть OKR (Objectives and Key Results) – это когда ты сам себе ставишь цели на квартал. Департамент сам ставит себе цели на квартал. В этом квартале мы… Не я им сверху спускаю, а у них есть амбиции. Мы хотим допрыгнуть туда.

-И что…

-Они делают декомпозицию, то есть обратно: что нужно сделать, для того чтобы добиться этого амбициозного результата через три месяца. Мы должны каждую неделю делать маленькие шажочки. И все это измеримо. И каждую неделю мы собираемся. И все департаменты выходят в общий чат. А мы на этой неделе сделали то-то и продвинулись на 17% к нашей гигантской цели.

И в чем прикол OKR, что не требуется 100% достижения амбициозной цели. Она настолько амбициозна, что если ты выполнил 70%, уже ты красавчик, потому что если хочешь подпрыгнуть максимально высоко, нужно целиться на метр выше, чем можешь прыгнуть.

-Так что, часть твоей старой команды, которая ушла, не согласилась с этим подходом?

-Она согласилась как бы. Она не может не согласиться. Говорят: «Да, круто, давай». Но потом начала буксовать, потому что раньше таких рамок не было. И раньше просто люди работали. А сейчас нужно было показывать проценты, что нужно движение, должна быть цель, измеримая, понятная.

-Ты по цифрам почувствовал разницу в бизнесе, в прибыли, что у тебя вдруг стало больше денег?

-Да. Я когда закончил… Например, по «девяткам», когда я очнулся от своих спортивных достижений и посмотрел на цифры, прибыль «девяток» была уже здесь. Еще немного и были бы минуса. У нас с каждым годом уменьшался рост и уже был буквально несколько процентов в год. Сейчас он опять пошел в гору, потому что начали заниматься. То есть есть департамент, который занимается… Как правило, это несколько человек, которые занимаются только подачей объявления. Только этим. У меня есть метрика успеха. Например, какое количество людей зарегистрированных нажмут на кнопку «Подать объявление». Вот он занимается только этой кнопкой. Один человек. Вот он хочет сделать, чтобы она была максимально кликабельна.

То есть начали все измерять. И это, конечно, дает… У нас есть бизнес-аналитик из России, который берет прямо большие данные с «девяток» и разбирается, а где здесь есть возможность для роста. Раньше это было… Приходит Дима и говорит: «Слушай, давай на карте сделаем, чтобы точки были красные по всей карте». – «Давай!» А зачем? К чему это приведет? Никто не знает.

-Кстати, на 999 есть по-прежнему объявления о любви за деньги?

-Сейчас это называется массаж.

-Есть?

-Да. Мы их отслеживать не можем. Они говорят: массаж. Ну что, массаж.

-Как ты думаешь, 999 – это и есть некий быстрый скрининг того, как и чем живет молдавская экономика? Зайдя на 999, можно понять…

-Абсолютно. Конечно. У нас даже есть бизнес-аккаунт. Смотришь, что люди чаще всего ищут сейчас, и топ запросов. Ты видишь, что сейчас людям интересно.

-Что в основном люди ищут?

-Были беженцы – все искали хаты. И мы убирали жестко объявления, которые были в 1,5 раза выше среднего по рынку. Мы их просто убирали, потому что явно люди хотели за счет других обогатиться.

-А кроме беженцев, потому что это понятно, это случилось с начала войны. Про бизнес, если говорить про экономику молдавскую, что еще?

-Сейчас сказать не могу, можно залезть, посмотреть. Например, стали часто использоваться электрические самокаты.

-Серьезно?

-Не сейчас, год назад. Пошел тренд. То есть ты можешь отслеживать тренды, что людям нужно. И люди, которые платят за бизнес-аккаунт на 999, сразу видят, в чем нуждается рынок, и могут под него подстраиваться, давать ему то, что нужно.

-Круто.

Давай, чтобы понимать. У нас есть стандартное представление о том, что есть молдавский бизнесмен, а тем более, молдавский миллионер. И по молдавским меркам ты миллионер.

-Ну наверное.

-Наверное, даже не просто левый. Ты долларовый миллионер?

-Наверное, да.

-Ты, вообще, считал, сколько у тебя денег?

-Примерно прикидывал, сколько стоит компания и сколько есть активов.

-Во сколько вы оцениваете на сегодняшний день свою компанию?

Весь Simpals с его проектами, в том числе с потенциальными прибылями.

-Где-то 15-20 млн.

-Были предложения о покупке Simpals?

-Да. «Девяток».

-«Девятое»?

-Да. Это основное. Кому Sporter нужен?

-Ну да. Хорошо, «девятки». Какое было самое щедрое предложение?

-Не буду озвучивать.

-Почему?

-Потому что ко мне обратились, спросили…

-Я не спрашиваю, кто. Я спрашиваю, сколько предлагали.

-Мы не дошли до обсуждения.

-Ты принципиально не хочешь продавать?

-Нет, пока нет. Пока не готов.

— Почему?

-Но если бы предложение было, это как раз 10-15 млн бы стоило.

-А почему ты пока не готов?

-Наверное, потому что я сейчас не в таком положении, что мне нужны деньги. Я знаю, что если мне будет нужно много денег, я найду много денег. А что мне даст продажа «Девяток», я не совсем понимаю. Окей, дадут 10 млн за них. И что я буду с ними делать? Я могу сейчас взять кредит на 10 млн.

-И тебе любой банк скорее всего его даст?

-Конечно. Если б у меня был бы… Сейчас мне нужны срочно деньги на какой-то суперпроект, в котором быстро обернутся деньги – возможно, я бы рассматривал такую перспективу. Пока нет.

— А предлагали купить Point  или Stiri.md ? Потому что это ведь…

-Stiri нет, пойнт – да.

-Point – это самая читаемая платформа новостей в Молдове?

-Да.

-И среди русско-, и среди румыноязычных?

-Да.

-За сколько предлагали Point купить?

-Да что ты сегодня решила…

-Мы сначала пройдемся по тем вопросам, которые интересуют аудиторию, потому что если мы будем только про философию жизни говорить, поверь мне, люди не поймут. Сидит тут Волошин, у которого оборот 100 млн, и его даже ни разу не спросили, а сколько предлагали.

-У меня был прямой запрос, продаю я Point или не продаю. А были запросы косвенные. То есть просто…

-Наверное, под выборы были запросы.

-Просто пришли поболтать, как там Point, все ли с ним окей, какие планы на Point. Я понимаю, к чему человек клонит. Но я сказал, что у меня все окей, планы по развитию. Сразу сказал, что у нас формируется команда и есть планы. И дал понять, что не продаётся. А были прямые — сколько стоит?. Я говорю: «Не продаю».

Тут есть две причины. Первая причина: пока я здесь живу, мне интересно иметь свое СМИ, для того чтобы влиять на процессы. В положительном ключе. Второй нюанс – покупатель. Ко мне обращается покупатель, которому… Я не хочу это делать все в темную, проводить через какие-то схемы, промежуточные компании. Если будет понятно, кому я продал Point, я не думаю, что у меня в карму добавится плюс. Потому что начнется такое, что скажут: «Нахуя ты дал такому человеку такой рычаг?»

-Мы пришли в «Ниагару». И я не знаю, для чего. Я думала, у тебя будет тренировка, а ты мне говоришь: нет. Что мы здесь делаем?

-Ты не поверишь. Ты как раз попала в период, когда мы испытываем новое устройство для пловцов – «Сонар 2.0». У нас было первое испытание на прошлой неделе. Сейчас более продвинутое. И ты одна из первых увидишь новое, революционное устройство, которое разговаривает с пловцом, сообщает ему все его данные…

-То есть это подводная рация? Тренер говорит…

-Нет. Подводная рация – это первая версия. Вторая версия – это уже не про рацию, а про то, чтобы… Это трекер для пловца. То есть ты надеваешь его, и он говорит твой пульс, твою скорость, твое расстояние, твою технику. И ты плывешь и все знаешь про себя.

-То есть с тобой не тренер говорит, а алгоритм?

-Оно само, да.

-Оно само. Ну пошли, покажешь.

-Нам повезло. Знаешь, кто это? Это директор спорта бывший. Один из тех людей.

-А я его знаю.

-Сергей Легейда, да.

-Это друг моего двоюродного брата. Я знаю Сережу.

-Сегодня мы испытываем революционное устройство для плавания – «Сонар» второй версии.

-Круто.

-Такой штуки еще нет. Вот мы, молдаване, пытаемся ее изобрести.

-Первая партия «Сонара» – это подводная рация, по которой говорит тренер.

-Подводная рация. Но тренер разговаривает, да. Это уже другое устройство, где не нужен тренер. И ты можешь тренироваться сам.

-И когда он будет готов к выпуску? К продажам? Когда это будет возможно купить?

— Я думаю, что в следующем году.

-Они айтишники?

— Это инженеры, электронщики, программисты. Это правитель презервативов Александр.

-А зачем вам презервативы?

-Ну мало ли что.

-Нет, инженеры в Simpals, они так…

-Всем сотрудникам Simpals нужны презервативы. На всякий случай.

— Вот, чтобы видели. Вот это мотивация!

-Видишь, первые версии выглядят по-уродски.

-Короче, как она будет вставляться, куда?

-Она вставляется под шапочку, вот сюда. Это костный динамик, который… У тебя вот здесь кость.

-Да.

-Вот сюда он стучит тебе, и ты слышишь в голове голос. Здесь датчик пульса. Сейчас его нет, он тут будет. Он будет считывать тот пульс и будет говорить твой пульс. И здесь еще куча электроники – гироскопы, акселерометры, компас, – которая определяет всю твою технику.

-Но это будет пластиковая штучка? Она будет примерно такого же размера?

— Пока неизвестно. Это уже не первый. Мы сейчас тестируем эту форму. Удобно, неудобно, слетает, не слетает. Если она окей, то плюс-минус будет такое.

— А может дойти до одного простого наушника?

— Да, но это неудобно.

-Неудобно?

-Мы же делаем не потому, что нам кажется, что это круто, а потому что мы знаем. Провели несколько сотен интервью с пловцами по всему миру. И мы понимаем, что им нужно.

Сейчас наша задача на сегодняшний день – вставить эту штуку, и чтобы я проплыл разными стилями, с разной скоростью, разные упражнения делал в воде. И она будет записывать все, что со мной происходит, у себя в памяти. А потом мы совместим видео, как я плыл, с теми кривыми, которое выдало устройство, чтобы понимать, во время кувырка пловца как выглядят кривые, чтобы в следующий раз, когда система увидит кривые – а, это он кувыркнулся.

— Сколько будет стоить это устройство?

-Сейчас очень сложно сказать, но около 200 евро, 150. 300, может быть.

-Примерно, как «Лобстер»?

-Да. У нас все устройства получаются в одном ценовом диапазоне. Это наш дизайнер Роман.

-Очень приятно. Наталья.

-Которого я заставляю залезть с бассейн и пробовать то, что он делает в 3D. Потому что он такой теоретик, сидит: «А ну-ка я сделаю вот такую форму».

-Роман, скажи честно, первый раз сейчас плаваешь или он тебя уже засовывал в воду?

— Не, я уже нырял.

-То есть это он не для камеры делает?

-Нет.

-Это запланировано. Дизайнер должен понимать, насколько это удобно. Не слышать рассказы, а сам проверить: что за херню я сделал?

-Ну круто. Давайте посмотрим.

-Дайте мне шапочку, господа.

-Но все-таки можете сказать, инженеры, для чего вам презервативы?

-Предохранение от воды.

— А-а-а.

-Все просто. Потому, видишь, прототип. И швы здесь непонятно как сделаны. И ребята, чтобы наверняка все работало, страхуются и прячут все в презерватив.

-Что это за шрам? Я, кстати, еще с утра его заметила.

-Мы заливали потолок в Дурлештах на днях. Бетон. Знаешь, ставят опалубку и заливают бетон.

-Да.

-Я решил искупаться в бетоне. Душ бетонный принять. Залез на крышу с Мишаней. Я говорю давайте на меня. И так тыщ! Булыжник на меня. Я тебе покажу видео. Это было весело. Но бетонный душ – это для настоящих мужчин.

-Ну ты расскажи в двух словах, как далеки вы от момента, когда ваше устройство второго поколения выйдет на рынок? Мировой. Я так понимаю, вы ведь не Молдову ориентируетесь?

-Нет, конечно. На первое ушло 3 года, для того чтобы появились первые устройства, которые мы начали продавать. Второй будет быстрее, потому что у нас уже рынок понятный. Но понятно, как производить, как разрабатывать. Уже пройден путь. Но это не раньше следующего года. И то, если мы сейчас убедимся, что это ок, что мы смогли сделать то, что хотят пловцы. И как только мы в этом убедимся, мы начнем производство. Ну, середина следующего года в лучшем случае.

-Ну давай как для чайников, кто не в курсе, чем, вообще, ты… вот что за устройства ты производил. Ты начал с «Лобстера», потом эти «Лобстер Скуинт». Потом «Сонар-1», сейчас «Сонар-2». В нескольких словах: о чем все это.

-О чем все это? Вообще, я бизнес вижу как самореализацию человека через бизнес. Вот я реализую себя как инженер. Я учился на инженера, мне всегда это нравилось. С детства память, возюкаться. Я учился в Политехе. И я таким образом самореализуюсь через эти устройства, чтобы как можно большему количеству людей упростить жизни. Мне кайфово от этого.

-Это все устройства для пловцов профессиональных?

-Да, то для фридайверов, серия «Лобстер», это для… Непрофессиональных, для любителей. Но которые хотят …

-А насколько это серьезный бизнес?

Грубо говоря, это игрушка для человека, у которого много денег, который может выбросить полмиллиона, миллион или два миллиона не лей, понятно, на что-то подобное или это действительно бизнес?

-С точки зрения пловца или с точки зрения предпринимателя?

-Предпринимателя. Я тебя сейчас спрашиваю как предприниматель.

-Это бизнес, конечно. Даже «Лобстер» – это бизнес, хотя там рынок – 200-300 тыс. человек во всем мире всего.

-Но когда у тебя одна штучка стоит 200 евро или сколько, 150…

— Фридайвинг, вообще, спорт такой очень красивый. Люди, которые ныряют, с ластами, как рыбы, гидрокостюмы гладкие. Для них очень важно, чтобы было все перфекто, чтобы было блестяще. И поэтому люди не бедные этим занимаются. Хотя 200 евро для фридайвера – это ни о чем, это недорого.

-Сколько заработал на «Лобстере»? Можешь сказать? Это открытые данные?

-Слушай, «Лобстер» – это небольшой бизнес, потому что несколько тысяч евро прибыли в месяц – это для одной семьи окей. Но он растет постоянно. С каждым годом мы в полтора раза увеличиваем его объемы.

-А тебе надо инвестировать в его развитие?

-Уже не надо. Уже хватает денег на реинвестицию. А «Сонар» – это совершенно другой рынок. Это в десятки раз больше. Возможно, в сотни раз больше рынок в мире для пловцов. И это уже похоже на большой бизнес, который можно будет продать за 10-20 миллионов, когда он вырастет, каким-нибудь крупным игрокам. Поэтому я не воспринимаю его как игрушку, а это уже серьезный….

-И у тебя  какой вариант? То есть ты в принципе эти бизнесы строишь как бизнесы, которые ты потенциально сможешь продать?

-Да, совершенно верно.

-То есть у тебя есть вещь, которую ты не готов продать ни за что?

-Да, а есть – да, без проблем я расстанусь с ней и сделаю что-нибудь новое, еще более крутое.

— Разрешишь с сыном поговорить?

-Да, конечно.

-Чтобы он рассказал правду про папу.

-Только без меня.

-Обязательно, это условие, потому что он при тебе вряд ли скажет всю правду про папку. Миш! Поговорим с тобой? Твой папа сегодня заставил меня разуться. Вот я уже сколько у нас, 11 часов…

— Тогда и я разуюсь.

— 11 часов дня. И я с 7 утра, с 7:30 утра хожу босиком. Честно, это крутой челлендж.

-Это не просто челлендж. Это удовольствие, представь, ходишь ты по камням, колючими, острым, а потом после этих камней становишься на травку. И так становится приятно очень. Правда.

-А одноклассники твои как реагируют на это?

-Я в школу не хожу босиком. Но вот на то, что я прошел босиком всю Молдову, они относятся: в смысле, а это как? Босиком по селам, по неровным дорогам, там, где камни, недостаток воды, лес, жарко, вот это все?

— Как ты им объяснял, зачем? Наверняка ведь спрашивали тебя: зачем?

-Зачем?

-Как ты им объяснял?

-Ради удовольствия. Не знаю. Я очень люблю путешествовать.

-Ты уже знаешь, чем хочешь заниматься в жизни?

— В жизни? Да. Хочу стать стартапером, как папа.

-Стартапером?

-Одновременно, параллельно у меня есть и будет хобби-это  путешествовать по всему миру.

-Ты хочешь уехать в будущем?

-Нет. Если только учиться.

-И собираешься возвращаться?

-Конечно.

-А учиться хочешь на айтишника, на инженера, на кого?

-На инженера, потом на айтишника. Я ухожу с девятого. Уже решил.

-Уходишь – и куда идешь?

-В колледж.

-Инженерный или айтишный?

-Да, инженерный. Потом IT.

— Ты говоришь, что хочешь быть, как папа. А что именно…

-Я хочу быть. Не знаю, он очень сильно целеустремленный, он… Не знаю, в нем какая-то есть искра, которая мотивирует очень сильно. Я хочу быть примером для всех людей. Как он.

-А ты встречал еще таких людей? Как папа. С такой искрой.

— Нет.

— А что из того, что он делает, у него ведь очень много проектов в самых разных областях, что тебе нравится больше всего?

— Вот, как раз хотел рассказать про это, что есть у него один проект, который мне очень нравится. А именно то, что связано с бизнесом, или просто как хобби?

-Какой?

-Вообще, то, что он делает в свой жизни – мне нравится, как он ведет блог, как он пробежал Бостон, как мы с ним ходили босиком, как он создавал «Сонар», всякие сказки пишет, как он книги делает.

А вот именно из бизнеса, откуда он получает прибыль, мне больше всего нравится… Наверное, 999.

-999?

-Угу.

— Старая добрая классика.

-Да.

-Ты говоришь, что ты бы хотел заниматься стартапами, как и папа. Если бы у тебя была идея для стартапа первого, ты бы пришел к папе попросить денег или ты принципиально пойдешь искать в другое место?

— Я принципиально пойду искать в другом месте.

-: Почему?

— Потому что папа точно так же поступил в начале своего бизнеса, карьеры. Я хочу… Не хочу зависеть от папы.

-То есть ты понимаешь, если ты пойдешь в мир инноваций, бизнеса, и тебе нужны будут на это деньги, ты не будешь рассчитывать на своего отца? Хотя это самый легкий путь.

-Может быть, в какие-то моменты мне понадобится его помощь, но в самом начале я буду пытаться сам.

— Слушай, мы сейчас поговорили с твоим сыном Мишей. Приятный малый. Поэтому хочется поговорить с тобой о воспитании детей.

— Давай.

-Какие твои главные принципы в этом?

-Принципы – дать возможность его сформировать личность, не создать свою копию. И не навязывая свои жизненные принципы. Просто дать ему возможность наблюдать за собой. А принимать их или не принимать… Не говорить, что черное, а что белое. Мне не нужен клон.

— А ты даешь возможность ошибаться?

— Конечно. Это у нас одно из правил. Я и на работе это постоянно транслирую, что самый быстрый путь к успеху – это ошибки. И дома то же самое.

-Он сказал интересную вещь. Я решила постоять на гвоздях. Простояла 3 минуты. Я же мужчина. Ровно то же самое, что и ты. Мы сегодня с тобой несколько часов проговорили, ты очень часто говоришь о том, как должен поступать настоящий мужчина.

Во-первых, ты чувствуешь, что это представление о настоящем мужчине за последние лет 15-20 в твоей жизни изменилось?

— Оно постоянно меняется. Оно и будет еще меняться. Лет через 10 я буду по-другому воспринимать, что такое мужчина. А сейчас мужчина – это не про то, что он должен брать на себя ответственность, страдать всю жизнь. Он должен быть защитником, великим мучеником. Мужчина – это немного другое. Мужчина для меня – это человек, который, в первую очередь, не боится. Не боится перемен, не боится менять себя. Не боится выходить за рамки комфорта. Не боится менять жизнь.

-По-твоему только мужчина может быть таким? Женщина не может быть такой? Не бояться выходить за рамки комфорта?

-Я все-таки считаю, что женщина… Как я воспринимаю роль женщины? Женщина – это которая подталкивает тебя к этим границам сзади. То есть ты идешь, она идет за тобой и толкает тебя. Но пересекаешь границу первым ты, а она идет за тобой. Ее сила в том, что она тебе доверяет. В моей парадигме неправильно, когда женщина выходит за эту границу и тащит тебя за собой. Все равно пересекать должен грудью ты, а она идет рядом.

-А про феминизм, гендерное равенство что думаешь? Про все это последних лет.

-Я рассказывал тебе уже про партнерство, что нет смысла искать себе подобного в партнерстве. Это ничего не даст. Я считаю, что в браке то же самое. Нет смысла в одинаковых суперсилах у двух людей рядом. У одного должна быть одна суперсила, у другого должна быть другая. И тогда 1 + 1 дает 11, а не 2.

Нас природа задумала разными. И у каждого из нас разные ценности и разные смыслы в браке. И в этом вся прелесть. Нет у кого-то хуже, у кого-то лучше. Они разные. Я в это верю. И эта схема у меня с моей любимой работает.

-Ну а вообще, в твоем представлении женщины могут быть крутыми стартаперами, лидерами, людьми, которые движут систему?

-Конечно. Безусловно. Есть некоторые вещи, которые доказаны наукой, что они не могут с мужчиной соперничать. Так физиологически устроено. Например, в поднятии тяжестей. Шахматы, как ни странно. Женщины слабее играют в шахматы. Это не я придумал. Это не субъективно. Так получилось.

-Здесь если глубоко копать, можно прийти к тому, что объективно женщины намного позже начали играть в шахматы, чем мужчины. Этот институт шахматных игр, как и любая область, любой спорт, любая область науки, вообще, все в мире вплоть до ХХ века было занято мужчинами. Мы жили в мужском мире. Это сейчас начинает происходить эта трансформация.

-Поэтессы не хуже мужчин никак. Может, даже и лучше. Стихи пишут. С картинами по-другому. То есть неизвестно, в чем суперсила.

А что касается феминизма…

-Да, что ты, вообще, думаешь про движение за равноправие, за феминизм. Вообще, немножко хочется и про новую этику поговорить. Начнем с феминизма.

-Мужчина и женщина равны. Окей, это понятно. Но еще раз говорю, что у каждого из нас… У тебя есть одно. Мы разные.

Но это не значит, что у тебя прав меньше, чем у меня. И я не говорю, что у мужчин силы больше, чем у женщин. Она другая. В другом. Если ты уточнишь вопрос, я попытаюсь расшифровать более подробно. Феминизм в чем?

-Мне просто хочется понять тебя. Ты бы смог быть с женщиной – сумасшедшей стартапершей, которая 20 часов пропадает в офисе, создает какой-то… Как и ты. Что-то инвентит, живет в Сан-Франциско и на тебя у нее есть ровно 4 часа в неделю.

-Нет.

-Ты бы не смог?

-Нет, однозначно. Мне такая женщина не нужна. Но есть мужчины, которым такая женщина окей. И я не говорю, что такая женщина – плохо. Она мне не подходит. Я считаю, что для того чтобы семья выстрелила, то есть важно, чтобы не выстрелил человек, выстрелила семья. То есть все должны работать на одну цель. И если мужчина – фронтмен семьи, то есть вся семья работает на одного фронтмена, тогда у него есть шансы выстрелить. Это может быть женщина. В нашей семье – я.

-А у тебя в компании на руководящих должностях сколько мужчин, сколько женщин?

-Это отдельная история. У меня одни девчонки. И девчонки наступают очень сильно.

-Серьезно?

-Я чувствую, мужчины уходят в тень. Это просто пипец. За последние 10 лет у меня мужики все ушли в тень и все девчонки всплыли. Руководители отделов – 80% девчонки рулят.

— Чем ты это объясняешь? Это только в Молдове или ты наблюдаешь за этим повсеместно?

-В Молдове это как частный случай, а вообще, это в мире происходит. То есть женщины сейчас занимать более высокие должности. С чем связано? Я думаю, связано с тем, что девчонки изголодались по этому. То есть им дали возможность, и они сейчас проявляют и они заинтересованы, они активнее. Мужики как бы по привычке: ну окей, мы тут уже. А для девчонок это что-то новое и они забирают и отжимают у мужиков.

Мужчины, к сожалению, – потому что я мужчина, – менее ответственные, более раздолбаи и менее системные. У девчонок все с этим окей. Мужики больше про бустануть, придумать какую-то хрень, а вот построить систему и бизнесы – пацаны здесь проваливаются очень сильно.

-Мне кажется, мужики немножечко про фиксацию на чем-то. И они могут абсолютно всю энергию на это. Но в момент, когда нужно перейти на более стабильный этап, постоянное, системное существование, с этим сложнее мужикам.

Как много ты даешь, кстати. Совершенно ясно, что по молдавским меркам ты богат, даже очень богатый человек.

-По молдавским меркам, возможно.

-Попозже поговорим. Ты можешь позволить себе многие. Многие родители твоего уровня достатка уже с детства дают детям крутые тачки с водителями, крутые телефоны, самые крутые вещи, бренды и т.д. То есть много возможностей самоутвердиться за счет обладания материальными вещами.

-Это же жутко.

-Да. У тебя этого нет, и это видно, что этого нет. Как много ты даешь сыну и дочке?

-У них есть минимум. У них есть обычная школа, в которую они ходят. Не какой-то платный лицей, а бесплатная государственная школа. У них есть смартфоны, как у нормальных детей. И то они их получили в 10 лет, до этого они ходили с бабушкофонами. Знаешь бабушкофоны? Кнопочные.

-Кнопочные.

-Да. А сейчас, не давая ребенку смартфон, ты сразу обрекаешь его, что он в иерархии класса будет внизу. Потому что человек, который не владеет трендами, его никто не уважает. У меня было понимание, что современному подростку смартфон необходим, как воздух.

Смартфоны достаточно средние. Они их ждут раз в год. У Мишки там минус 3 поколения, у дочки – минус 2 поколения от того, что у меня есть.

-У тебя, кстати, не последнее даже поколение.

-У меня 11-й.

— Да, у тебя 11-й айфон.

У тебя в жизни, возвращаясь к твоей дофаминовой зависимости, один этап заменяет другой. У тебя был этап страсти по отношению к мотикам.

— Болезни, как называет Вика.

-Да. Я, кстати, перед этим интервью час провела с твоей женой. Так что если что…

— Вы что, снимали, что ли?

-Нет. А что ты так испугался? Что она может на тебя наговорить компромат?

— Нет, ей просто не нравится обычно.

-Я бы сказала, что довольно объективно она о тебе говорила.

-Да, у меня никаких секретов от нее. Ты можешь озвучить все что угодно в кадре.

— Она тоже рассказывала про эти этапы. Сначала этап страсти, помешательства мультиками. Все, делаем мультики. И кстати, этот этап дал много премий. Ты сегодня нам даже показывал это.

Потом у тебя начался этап помешательства на спорте. Ты весь ушел в преодоление себя, ты пробежал все марафоны, ты взял все высоты, ты пробежал самый, наверное, сложный марафон… Оймякон – это самый сложный марафон в мире считается?

-Это вообще не мероприятие. То есть туда никто не приезжает.

-Но это считается самая сложная дистанция?

-Да, то есть такого никто не делал вообще.

-Ну сумасшедший по общемировым…

-Да. Я же после этого остановился и сказал, что если я пойду дальше, то это может быть уже на грани. Я понял, что это уже все, я себе все доказал, я всем все доказал. И мне больше ничего не нужно доказывать.

-А кстати, ты себя доказывал или другим?

-100% себе. У меня со школы эта история тянется, что я был…

-Я с Викой говорила и я предположила. Я задала ей этот вопрос, но, наверное, правильнее задавать этот вопрос тебе. У тебя же папа был военным. Военные обычно жесткие. Они воспитывают детей без уси-пуси, без излишней похвалы и т.д. Это могла быть некая компенсация, что ты хотел доказать своему отцу, что ты настолько хорош, что наконец-то ты, папа, можешь меня похвалить?

-Нет. У меня с отцом было все нормально, гладко. Не было таких вопросов. Папка меня любил не пытался делать из меня никогда мужика. Я просто был слабым очкариком.

-Прыщавым?

— Который постоянно получал по голове в школе, да. И у меня, наверное, сформировались какие-то комплексы на этот счет, которые глубоко где-то сидели и начали выползать перед кризисом среднего возраста. У меня как раз совпало, что я могу закрыть этот гештальт, что я не слабый. И понеслось просто. Короткое замыкание и фиу… Я так это расцениваю.

-То есть ты признаешь, что это был кризис среднего возраста и ты таким образом его решал?

-100%. Я считаю, что прошел его очень хорошо. Это было очень тяжело, но не было тяжело психологически. То есть это было тяжело физически. Я перенес страдания из ментального в физическое тело и избавился от них.

-Просто некоторые уходят в этот момент в алкоголь, наркотики, другую семью или другие отношения. То есть многие выходят в разные вещи. Ты выбрал это. Но ты понимаешь, что твоя семья все равно страдала? Потому что тебя фактически не было.

-Жутко страдала. Да, у меня несколько разводов было с женой. Вплоть до того, что завтра встречаемся в ЗАГСе с документами, все.

— И каждый раз это была ее инициатива?

-Да. Я каждый раз успокаивал, обнимал, просил прощения. Потом опять косячил. Для меня был спорт важнее, чем жена. Ну как? Это же тоже не совсем гуд. Хотя таких историй очень много у людей. Я же не единственный с таким клином. Это достаточно популярный, распространенный шаблон, когда мужчину средних лет срывает на спорте. И прямо по шаблону все, как у меня. Об этом надо рассказывать кейс. И все.

-Это новая страсть.

-Это любовница. Какая разница? Другая баба или другое увлечение. Семь лет меня нет рядом. Ты на втором плане, на третьем плане. Сначала велосипед, потом бег, потом плавание, потом жена. Понимаешь? И кому это понравится. Конечно. И приходят ей мысли в голову, что я ошиблась. Я не с тем человеком живу. Мне нужно что-то сейчас решать, пока я молодая. И это пипец. Ну вот хватило ума и у нее, и у меня, что это временно. Возможно, это пройдет. И протянули. А сейчас… Спасибо ей за то, что не довела меня до ЗАГСа.

-То есть без этого дна не было бы этого пика, который вы сейчас проходите?

-Да, сейчас очень классно.

— Ты вернулся в семью, в том числе, к детям. Ты начал принимать гораздо больше участие в воспитании детей сейчас.

— Сейчас – да. Я тогда не забывал про них. Я нормальный папа был. Больше супруга пострадала. Деткам уделял внимание. Но сейчас, конечно, больше все равно, потому что тогда страдали все. И в коллективе, и дети, и жена.

— А почему ты вернулся в обычную земную жизнь?

-Гештальт закрыл. Я понял, что я могу все. И мне стало неинтересно.

— Но дальше же должно появиться что-то новое. Что теперь будет этим новым?

-Первым делом я остановился, сел. Такой: что дальше? Давай. В ответ тишина. Так, год прошел. Тихо. Думай сам, чувак. Мне: «Как ты спортом увлекся? Как ты это сделал? Я тоже так хочу, чтобы меня так же зацепило». Я говорю: «Слушай, это нельзя по шаблону. Повезло мне. Совпали карты, звезды». Потому что мне спрашивают: «Меня спорт не цепляет. Как найти это?» И после спорта у меня то же самое. Я думал, что сейчас оп, а оно не оп. И поэтому это уже сколько, три года, длится. Сказать, что я чем-то одним сейчас увлечен, не могу сказать. Стартапы, изобретения, продуктовый подход – все это меня цепляет, драйвит, но это не такое, как спорт или мультики, было. Это направление изобретательское достаточно спокойное.

-То есть теперь ты оставляешь себе время и на жизнь?

-Да, я сейчас кайфую от того, что выстраиваю свою жизнь так, чтобы получать максимум удовольствия от минимума действий, минимума событий. То есть кайфовать от простых вещей. Это достаточно сложно сделать. Период босой у меня начался как раз после бега. Но это офигенно увлекательно.

— Да, я сегодня почувствовала.

-Это только одно из изобретений.

— Я, кстати… А что еще?

-Например, волшебный четверг. У меня 52 дня рождения в году.

— Кстати, мы в твоем месте силы. Когда мы с тобой говорили об этом интервью, ты сказал: «Мы приедем в мое место силы, в баню, где я каждый четверг с мужиками, пацанами провожу время». Твой четверг. Расскажи про эту традицию.

-Она родилась как раз в этот промежуток – через полгода-год после окончания спортивной карьеры. Я понял, что мне не хватает ресурса недельного на семь дней. То есть я в конце недели убитый. Слишком много людей, событий, решений. Вот эта кутерьма. А в баню мы ходили периодически с друзьями по субботам, по воскресеньям, раз в две недели, раз в месяц. Хаотично. И у меня есть мнение, что если ты хочешь, чтобы что-то стало частью твоей жизни, это нужно вставлять в систему. Если ты любишь устрицы, значит надо поставить всю систему – в пятницу в обед идти кушать устрицы. И у тебя будет много устриц в жизни. Если ты будешь стараться периодически кушать устрицы, то их будет мало в твоей жизни. Без системы не будет порядка.

Тогда я решил, что выберу один день. Не в конце недели, потому что в конце недели у всех семьи, друзья. А в середине, где мы будем собираться с друзьями. А друзья будут приходить вечером. То есть я буду отвлечен от всего пространства, в котором я нахожусь в течение недели. Значит это без семьи, без коллег и без друзей. Я принадлежу только сам себе. И только в шесть часов вечера приходят друзья. А до шести тусуюсь здесь.

-То есть в четверг утром ты выходишь из дома, приезжаешь сюда?

-Да. Я прощаюсь с женой, потому что она мне не звонит, не пишет. Я ее вижу только на следующий день, потому что я прихожу в 12 часов, в час ночи, ложусь спать, и видимся уже через сутки.

— Но если, не дай бог, там что-то случится, она может…

-Ну если горит дом, она может позвонить и сказать мне: «Дима, горит дом». И все, и положить трубку. Но чаще дом не горит, поэтому никто не звонит.

-А что ты делаешь здесь в то время, пока не приходят друзья? Я так понимаю, у тебя каждый вечер по четвергам приезжают друзья?

-Друзья. Все знакомые, с которыми я встречаюсь в течение недели.

-Но только мужчины?

-Ну мы голенькие тут просто бегаем.

-Один наш общий знакомый, которого мы с тобой сегодня встречали, рассказывал. Он здесь был, говорит: «В принципе, может быть, у тебя шанс есть попасть. Яйца у тебя есть. Сисек никогда не было. Поговори с Волошиным».

-Договоришься, да. Завернешь верхнюю половину в полотенце.

-Абсолютно. А почему именно мужчины? Только мужчины. Ведь можно и не голенькими ходить. Просто интересно, почему именно…

-Нет, нельзя, в том-то и дело. Это опять же про внутреннюю свободу, что мы здесь пытаемся… Мы ничего не прячем. Мы сливаемся с природой, мы ходим, как мать родила.

-Вот вы голые здесь ходите?

-Вот голые. Здесь чувак купил дом, сосед. И я подошел к нему: «Слушай, у нас по четверг тут вопрос. Мы тут голыми ходим, паримся, прыгаем в воду голышом. А у тебя, я видел, детки есть». Он говорит: «Я в курсе про твой этот. И у меня единственное окно, которое на твой участок, я забил фанерой. Все нормально. Не переживай. Мы детей прячем от этого». Хотя с такого расстояния ничего не видно.

Девчонкам здесь некомфортно будет. И мы будем чувствовать себя некомфортно.

— Насколько четверг стал для тебя святым днем? Мне просто интересно. Вот ты бизнесмен. Тебе говорят: «С вами готов встретиться президент, премьер-министр, Илон Маск. Время есть в четверг с 16:00 до 17:00».

-Пофигу. Не пойду.

-Не пойдешь?

— Были кейсы, что я… Переносите, я не смогу в четверг. Все. Четверг – табу. Если я в Кишиневе, я здесь 100%, что бы ни случилось. Только если дом не горит. А так все встречи переносятся.

Я к президенту один раз не пошел в четверг. Мне назначили на четверг. Я не могу в четверг. Переносите. Или я не смогу вообще прийти.

-И как отреагировали на это?

-Нормально.

-Нормально?

-Ну как. Я говорю: «Я не могу в четверг». Они же не спросили, почему. А потому что я с пацанами буду бегать голенький. Возможно, была бы другая реакция. Но какая разница, не могу в четверг и все.

-Так ты только 3 раза в неделю приезжаешь в офис?

-Да, три раза в неделю. Я расскажу, по каким дням и почему.

— Так, про чип в руке. Я не верю. Продолжаю не верить. Поэтому делаем эксперимент. Внимание! Нажимаем на второй этаж Simpals. Не едет. Давай, пробуем. Не едет.

-Я же говорю, я не люблю носить всякие штуки в кармане, поэтому я ключ зашил себе под кожу. Вот он здесь находится. Вот смотри, что я делаю. Видишь, ничего нет, никаких устройств. Подношу сюда. Делаю зеленый, и нажимается кнопка.

-Охренеть. Реально. Реально! Чувствуется бугорок. Ты серьезно вшил?

-Я тебе покажу видео.

— Вот это…

-Нет, шов – это я давал обещание кровью своему партнеру.

Это другое.

-А что за обещание кровью своему партнеру?

-Расскажу.

-Нарушил? Или…

— Нет. Ну как? Оно же кровью.

-Как часто ты их собираешь на общее собрание?

-Очень редко.

-Редко?

-Конечно.

-Ты знаешь каждого, кто здесь работает?

-Доброе утро. Конечно.

-Ты знаешь каждого, кто здесь, работает?

-Нет, конечно. Половину не знаю.

-А примерно какой департамент чем занимается?

-Конечно.

-Это ты все знаешь.

-Значит что у нас тут? Тут премии за мультфильмы, которые мы собрали по всему миру. Более 70 первых мест. Вот персонажи наших мультфильмов.

-Все твои мультфильмы брали премии?

-Нет, не все. Но из шести пять. Первый самый слабенький, ничего не взял. Вот молдавские здесь есть. Тут со всего мира есть премии.

-Какой премией гордишься больше всего? Какая тебе кажется…

-Самая …. Это за продуктовый дизайн. Это есть такая, есть Red Dot – это за промышленный дизайн лучшая премия. Это первая в Молдове Red Dot премия за «Лобстер».

— То есть в Молдове до тебя никто не получал эту премию?

-Да.

-Это считается одна из самых престижных по промышленному дизайну премий?

-Это на втором месте. А есть на первом месте. У меня просто здесь она не представлена. Red Dot. Я покажу тебе. Тоже за «Лобстера» получили. Первый и второй. Пока еще никому не удалось. Не получится.

Я тебе расскажу про другую премию. Вот эту. Это самая запоминаемая из всех. Здесь есть очень важные фестивали и премии. Есть крутые. Есть которые на «Оскара» отбираются. Но прикольная самая эта.Есть сухарь во время интервью?

-Ничего страшного. Это про смерть-неудачницу?

-Да.

-За нее?

-История какая. У нас есть задача у команд рассылать на все фестивали заявки. И один раз мне пишут: «Дима, мы победили, мы заняли первое место на фестивале Best Shot Winner. Давай». Я говорю: «Что давать?» – «Нужны деньги на статуэтку». Я говорю: «В смысле?» – «Ну как, участие было бесплатным. Но мы победили и нужно теперь статуэтку купить. Покупаем, не покупаем? Мы можем не покупать». Я говорю: «Ну как, мы победили, ну давай. Сколько она стоит». – «Дорогая». – «Сколько?» – «500 долларов». Я говорю: «Блять, что за статуэтка». Показывает мне. Я говорю: «Блять, ну давай купим, ладно. Победили же».

-Почти «Оскар».

-Присылает. А я такой: «Блять, какая-то хуйня, странно». Захожу на сайт, а там 1000 победителей. Дай пятюню!

-Это гениальный стартап!

-Гениально. Они продают железо просто, понимаешь?

-Ты херней занимаешься.

-На тщеславии, понимаешь. И я такой: «Блять, да, красавчики».

Здесь спортивная история. Вот, кстати, та самая медаль – 6 мейджоров.

— Как она называется, шестеренка?

-Шестеренка, да.

-Это шесть медалей за участие в шести главных мировых марафонах.

-Да.

-Это какой? Лондонский, берлинский, бостонский?

-А вон они все написаны там.

-Нью-Йорк, Токио. Какой был самый сложный?

-Нью-Йорк был самый тяжелый, потому что я там упарывался. И мне нужен был результат. И я очень сильно страдал. А было холодно, было ветрено. То есть условия были не для рекорда. Но мозгов мало: а мне похер, я все равно хочу рекорд. И очень сильно убился тогда, замерз, убил ноги в хлам. Ну а Бостон я уже бежал за 5 часов, на расслабончике, обнимался…

-С девчонками целовался?

-Целовался с девчонками, было кайфово.

-Жена как, из дома не выгнала?

-А медали, они, видишь, одинаковые. Что эта висит, что эта висит.

-Жена из дома не выгнала после поцелуйчиков?

-Нет, уже столько всего было – должна была давно выгнать уже, а такие мелочи, как поцелуи с девчонками – это…

-На твой взгляд, сейчас бизнес мировой больше делается людьми, которые так продумывают прибыль, все четко высчитывают, процентики. Там, где минуса, там мы сокращаем, здесь мы минимизируем? Или немного сумасшедшими фриками, как ты.

-Безусловно, двигают стартапы, революции в инновациях люди, которые верят в свою мечту. Во что-то верят и дожимают. Без веры невозможно сделать продукт, потому что эти схемы хорошо работают, когда ты дотянул проект до того состояния и когда убедился, что он нужен людям. И когда ты показываешь своей команде: видите? И он уже продается. А теперь сделайте в 100 раз больше. Тогда включаются все эти схемы. А до этого это твоя ответственность, чтобы доказать и себе, и своей команде, что ты создал не какую-то хуйню, а нужный продукт.

И сейчас то, что мы делаем с «Сонар». Как только вышли на рынок и увидели, что эта штука всем заходит и все говорят: «Суперлайт». Тогда они подключаются. И я отхожу в сторону.

-Когда ты понимаешь, что какой-то твой продукт (так было с «Лобстером», «Сонаром», я так понимаю, что ты рассчитываешь и на «Сонар-2» такой результат, в момент, когда ты выходишь, масштабируешь на мировом уровне проект, продажи идут где угодно, от Америки до Токио, в этот момент ты не отрываешься от молдавской действительности? У тебя нет ощущения, что нахрена я в этом болоте варюсь, когда можно летать высоко?

-А мы и летаем высоко.

Изначально продукты делаются не для молдавского рынка. Чтобы не отрываться от Молдовы, чтобы чувствовать себя здесь хорошо, в нашем болоте чувствовать себя лягушкой, есть молдавские проекты. Не все у нас в команде считают, что нужно в Молдову вкладывать. С точки зрения бизнеса это действительно нерационально.

-Ты не можешь масштабировать потом.

-Да. Ну окей, ты сделал. Хорошо если вышел в плюс. Но с теми же усилиями в той же Румынии хотя бы сделал – у тебя сразу бум! Прибыль.

-Потому что есть рынок.

-Да, есть рынок. Поэтому мы сейчас выходим туда. Но мы и здесь будем делать проекты в Молдове, продолжать, потому что мы физически находимся здесь. И кайфово что-то сделать здесь, потому что это репутация. А репутация – это доверие. Доверие – это партнеры, клиенты и т.д.

-Роман – тот, на ком все держится, когда тебя заносит в марафоны и тома подобные приключения?

-Я восстанавливаю, как МЧС.

-Это внутренний МЧС?

-Да.

-Ты можешь ему сказать: «Дим, пошел нахер, ты разрушаешь бизнес всеми своими этими»…

-Периодически говорим. На этом и строится наш мат-перемат.

-Вы партнеры?

-Да.

-Ты тоже акционер Simpals?

-Угу.

-Если бы не это его сумасшествие, все же знают, как у нас любят говорить “Немножко больной на голову”, вот если бы он был больше в рамках, бизнес был бы успешнее как бизнес, по цифрам? Я сейчас про цифры говорю. Вот все это его сумасшествие…

— Не был бы. Роль разрушителя стихий – это важное. Потому что если слишком все стабильно, в определенный момент компания становится такая аристократическая. И дальше не развивается. Вот эта буря в пустые должна быть всегда. Просто в нужный момент.

-Ты как главный акционер готов раскрыть немножко данные? Обороты компании в год какие?

-А это разве секрет? У нас же есть в онлайне.

— Тогда расскажите.

-100 млн в год.

-100 млн в год.

-Это пока мы в Молдове. Уже с выходом за рубеж уже будут другие цифры и в другой валюте.

— И какой рынок дальше хотите захватить?

-Как минимум Европа, Румыния. И будем расширяться. Будем делать новый стафф…

-Америка, Китай.

-Да. А уже другие продукты, как «Сонар» – уже у нас есть отделы в Штатах, Европе, Азии, Австралии, Южной Африке.

-Вот видишь, это Simpals Factory.

-Это ваш один из самых последних проектов. Добрый день! Сколько вы хотите здесь… Вы инвестируете миллион в новые бизнес-идеи, то есть помогаете людям бизнесы с нуля создать?

-Да. Лучше об этом расскажет Вадим.

-Вадим, привет! Я Наталья.

— Очень приятно.

-Это мой партнер, который занимается нашим… Он на острие атаки.

-Начинается.

-Сколько уже взяли в оборот бизнес-идей?

-Ох… На самом деле мы сделали много собраний, где генерируют идеи. У нас их там больше сотни. Мы не знаем даже, как их сделать и проверить. Но за последние полгода проверили примерно 6 идей. И еще несколько процессов.

— Чем вы отличаетесь от обычного бизнес-акселератора? Много ведь таких историй, куда могут прийти молодые ребята, сказать: «Вот у меня крутая идея». Находят ангела-инвестора. И дай бог, получается. Чем вы отличаетесь?

-В мире существует несколько вариантов. Есть акселераторы, есть инкубаторы, а есть стартап-студии. Это венчур-билдеры. Основное отличие, что везде в акселераторах и инкубаторах люди приходят туда, и есть наборы, программы обучения, менторство и инвестиции. В стартап-фактори или венчур-билдере генерация происходит внутри. То есть есть команда, которая внутри постоянно генерирует и привлекает снаружи людей. То есть мы внутри постоянно создаем новые продукты, новые бизнесы.

-То есть к вам может прийти человек и со своей идеей, а может прийти человек, у которого нет идеи, он говорит: «Ребята, я очень хочу участвовать в чем-то крутом, и вы, если он вам покажется чем-то интересным, можете его взять в уже существующую идею, вместе генерировать?»

-Все верно. Можно так сказать?

-Нужно.

— А вы какой себе процент берете за проект?

— По-разному. Обычно мы предлагаем стандартно: 20 на 80, когда все инвестиции, все риски – на компании. Если человек приходит со своей идеей, командой, мы договариваемся индивидуально.

-Как долго вы над ним работали?

-Мы его делали год. У нас было много прототипов. Я потом покажу на сайте, какие мы этапы проходили. И самое страшное было, что мы делаем непонятно что непонятно для кого.

-Я помню презентацию «Лобстера» в Кишиневе на какой-то конференции, ты был. Я тоже. В Leogrand была конференция, в Radisson. И ты про него рассказывал в самом начале пути.

-Да, там пластилиновые образцы.

-И я не очень поняла, хотя ты с таким энтузиазмом об этом говорил. И зная тебя и твой опыт, было понятно, что что-то из этого получится. Только я не очень поняла, про что это. И спустя время оказалось, что люди платят почти по 200 евро из разных концов мира за это… Кто-то сейчас посмотрит и подумает: за эту хрень.

-Почему это хрень? Ты посмотри, она красивая.

-Ну нет, я просто говорю, как люди со стороны смотрят.

-Вот так одевается. Ты регулируешь себе вес столько, сколько нужно. В чем главная фишка? Кроме того что он красивый, он регулируемый, adjustable, то есть ты можешь выбрать любой вес, который тебе нужен. Поэтому это ноу-хау фридайверов. У них есть ошейники, но они фиксированного веса. Чуть-чуть побольше поел – и все, ты утонул.

-Какой продукт имеет больше шансов, «Лобстер» или «Сонар»?

— Шансы есть у обоих продуктов. Если рассматривать «Лобстер» на данном этапе нашей компании, это более нишевый продукт. То есть количество фридайверов несопоставимо с количеством пловцов в мире. Это развивающийся продукт и это развивающийся вид спорта. И на данном этапе мы охватываем нишу только фридавинга.

В плане развития мы хотим закрыть своей компанией, своими товарами не только фридайвинг. Может быть, расшириться в плане: дойти до йоги, дойти до дайвинга. Может быть, других видов спорта. Мы растем именно в этой стезе, в этих направлениях, в этих продуктах. Если мы возьмем только фридайвинг, это могут быть другие продукты. Не только грузовые системы в развитие фридайвинга. Это могут быть ласты – тоже уникальные, разработать что-то вместе с Димой, чего нет и не было.

-Грубо говоря, все для плавания?

-Да, водных видов спорта.

— Вы прямо реально каждый день приходите на работу и… Я понимаю, что не каждый день об этом думаешь, но когда вы делаете собрание, ваши летучки раз в неделю или в раз в месяц, раз в квартал, вы реально ориентируетесь на цифры, на масштабы мировые? Стать компанией-единорогом?

— Конечно. Буквально сегодня я писала текст для Simpals «Лобстер». 12-го числа будет 7 лет нашей компании. Я пересмотрела все достижения. У нас в 32 странах мира есть дилеры. Мы продаемся абсолютно на всех континентах. У нас в этом году эксклюзивные договоры с Китаем, Южной Кореей, Японией, Гонконгом, Тайванем. То есть мы покрыли полностью азиатский рынок, несмотря на проблемы и вопросы с другой ментальностью, с другим складом бизнеса. Там совсем по-другому работают.

Сейчас наша цель – завоевать Австралию. У нас есть небольшие дилеры, но это не то, чего мы хотим. Завоевать Штаты, завоевать Южную Америку.

Европа – у нас уже есть долгосрочные контрактные обязательства.

-У вас уже есть оборот миллион евро в год?

-Нет.

-А когда хотите выйти на эти цифры?

— Я думаю, что через год.

-Через год?

-Да.

— Ребята, вы были с нами несколько часов назад в бассейне, тестировали «Сонар-2». Мы и есть та инженерная команда, инженеры-разработчики, дизайнеры, которые занимаются этим продуктом, правильно?

-Ну мы всего лишь часть команды. У нас еще есть пара ребят, которые в команде.

-Вы все закончили молдавский Политех?

-Да.

-Да.

— И все остались в Молдове работать инженерами? Ну ты дизайнер, я правильно поняла?

-Да, я дизайнер.

-Любой студент, закончивший Политех в Молдове, чаще всего мечтает сразу свалить за границу, потому что там можно устроиться, можно получать хорошие деньги и т.д. А вы остались в Молдове. Для вас это что означает?

— Что это у тебя тут? Кто это?

-Игрунки. Обезьянки маленькие, которые с нами уже лет 5, наверное.

-Как зовут?

-Мне кажется, они каждый раз удивляются, видят людей, говорят: «О, люди!»

-А как зовут?

-Правый и левый.

-Правый и левый. Иди разбери, где правый, где левый.

-Вот это знаешь откуда? Это колонка… Там какой кинотеатр был? «Гаудеамус»? Нет.

— «Гаудеамус», да, который… Боролись за него все.

-Вот он. Остатки. Мы пошли туда – там была мусорка. Все разрушено. Мы нашли, восстановили и работает.

-Круть.

-Здесь 999 у нас тусуются.

-Здесь 999?

-Вот маркетплейс. Здесь надо шепотом разговаривать, потому что можно получить по морде. Здесь девелоперы, программисты.

-Твой проект, один из последних, который вы запустили Simpals Factory, про это или это уже про людей сформировавшихся, которые имеют стартап-идею, недостаточно ресурсов или вообще нет ресурсов? Или это в том числе может быть местом для таких ищущих?

-Нет, когда человек приходит, у которого такое же дно, про которое ты говоришь, это вообще не про бизнес. Есть пять уровней. Это нулевой или первый уровень. Человеку нужно просто. Он считает, что весь мир против него. И он выживает просто. Это самый первый уровень. А меня интересует третий-четвертый, когда ты понимаешь, что ты можешь изменить этот мир. У тебя есть для этого силы. Вот тогда интересно. А на первом – нет. Когда ты противостоишь миру. Тебе нужно пройти… Нельзя перепрыгнуть ступеньку. Нужно…

-А что после этого уровня, когда ты можешь изменить мир? Что дальше?

-Ты говоришь: «Не мир плохой». На первом уровне ты говоришь: «Мир плохой». На втором уровне ты говоришь: «Я плохой». То есть мир окей, но я урод конченный, я такой, я сякой. На третьем ты говоришь: «И мир окей, и я окей». А на четвертом ты говоришь: «Я могу изменить мир». А на пятом ты его меняешь.

-Ты на каком уровне сейчас?

-Третий-четвертый. С третьего движусь на четвертый.

-А пятый уровень для тебя в рамках твоей жизни – это что было бы?

-Наверное, если я пойду в политику.

— Спасибо, аллилуйя!

-Но я не пойду в политику.

-Нет, почему я тебе говорю спасибо. Я с твоей Викой здесь сидела, мы час говорили. И я ее как раз таки спрашивала. Вот в твоей жизни все про некую страсть, то есть у тебя несколько лет уходит на ту или другую страсть. Ты полностью отдаешь себя. Как минимум большую часть своих ресурсов ты отдаешь на свою новую страсть. И я ее спросила. Она сама вспоминала, как в свое время, когда ты начал активно писать посты, многие люди писали тебе: вот, такого бы в мэры, в президента. Она никогда не комментировала, но она все это вычитывала.

Я ее спросила: «А почему ты не думаешь, что в какой-то момент это может стать для него такой же страстью? Он за что ни берется, у него получается». Может быть, не все так, как он себе изначально планировал, но у тебя как минимум хватает яиц и духа попробовать сделать все, что от тебя зависит. Ну если не получилось, тогда ты идешь дальше. Почему у тебя политика не может стать такой страстью?

-Ты сказала, что с Викой говорила на эту тему. И?

-Ну подожди. Это другой вопрос, что Вика ответила. А меня интересует твой… Мы просто с ней об этом говорили. У нее, кстати, есть ответ на этот вопрос. Я обещаю, что скажу тебе, что она сказала. Ты потом сможешь проверить. Но только после того, как ты ответишь, что я не сформировала твое мнение.

-Хорошо. Потому что я слаб. Для меня идти в политику – это вершина человеческой воли, характера, самоотдачи. После этого только бог. Понимаешь, когда человек кидает себя на алтарь…

-Ну ладно тебе, ты хочешь сейчас политиков приблизить к просто вот уровню бога.

-Ну в моем понимании: пойти служить народу. И я так воспринимаю политику. Не то, что у нас сейчас, а я воспринимаю так. Если я пойду в политику, я должен добраться до этого уровня понимания, что я готов положить себя на алтарь. А я не готов.

-А для тебя идти в политику, лично про тебя, это будет про личное эго или все-таки про искреннее желание сделать жизнь людей, масштабируя это в рамках целой страны, лучше?

-Я ответил перед этим на этот вопрос. Эго – окей. Но алтарь, жертва. То есть ты идешь отдавать себя ради страны, ради людей. Стать слугой народа. Это не про эго. Это уровень, до которого я еще не дошел. Возможно, в этой жизни я не успею дойти до него. Возможно, это будет в следующей жизни. Но для меня это топ. И я смотрю на политиков и понимаю: как мне хорошо, я предприниматель. Упала пятиэтажка, не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, мне нужно в 3 часа ночи встать, если я президент или премьер, все бросить, поехать к этой пятиэтажке. Или в детдоме. Или там случилось. Или приехала с Украины куча беженцев.

-Послушай, ну ты же ради своих марафонов, айрон мэнов и т.д. бросал компанию, семью и уезжал за тысячи километров.

— Это про эго. Я же делал это для себя. Мне это было нужно. А здесь ты делаешь это для других.

И меня восхищало это. Я не принадлежу себе. Сейчас я принадлежу себе. Захотел – пошел на работу. Не захотел – не пошел. И никому ничего не должен. Понимаешь? А это не совсем про свободу. Я-то про свободу. А политик не свободен. Это прямо ты слуга. Ты раб. Раб этой страны, этих людей, этого народа, которым ты должен. Не они тебе, а ты им. И я не готов. Я не смогу пойти в политику.

-Ты не готов вообще или пока не готов?

-Я не знаю. Мне кажется, что я не дойду до этого уровня точно. Я в политику не пойду. Я не могу пойти туда, чтобы воровать, нагибать, диктовать. Мне это не нужно. Я туда приду только отдавать. И я не знаю.

-А почему не допускаешь? Тебе сейчас сколько, 47 лет? Через 2 месяца тебе 48. Ты еще абсолютно молодой по нынешним меркам. Почему ты не думаешь, что лет в 60?

-Не знаю.

-Ты ведь так менялся за последние годы.

-Хрен его знает, да. Но в перспективе ближайших 5 лет точно нет.

-Слушай, давай поговорим о другим. Ты как человек из онлайна, ты один из первых людей, для тех, кто не знает… Ты очень широко известен во всех онлайн-интернет-кругах. Но есть категория людей, которые думают: кто это такой непонятный парень, босиком ходящий? Ты один из основоположников молдавского интернета. Те, кто помнит сайт… Было же два места, где люди знакомились – это «Аська» и Forum.md. Это же…

-Он до сих пор живой.

-До сих пор живой?

-Да, мы его держим, как этот…

-Это как старый телевизор «Альфа». Зачем?

-Там уже никого нет.

-А зачем вы его…

-Ну как, там куча месседжей, куча сообщений. Куча веток. Мне жалко его просто удалять.

-То есть у людей остались архивы, все.

-Все сообщения. Можно зайти, почитать, о чем люди говорили 20 лет назад, на какую тему. Это же интересно. Зачем это убивать? Мы его поддерживаем. Специальный сервер стоит под форум.

-То есть ты понимаешь, ты чувствуешь, как развивался молдавский интернет. И не только молдавский, а вообще. Ты в этом разбираешься. Вопрос тебе как человеку из этой индустрии про когнитивные искажения реальности. То, каким образом соцсети влияют сейчас на формирование нашего представления о реальности. Знаешь так называемые пузыри? У меня так случилось по личным обстоятельствам, небезызвестным. Я последние 10 месяцев провела за рамками того пузыря, в котором я жила. И самый мой большой шок, шок и открытие одновременно, было то, что тот пузырь, в котором я жила, это не единственная реальность, которая существует. Реальность намного шире, она намного интереснее, потому что она намного разнообразнее. И я понимаю, что эту мою реальность формировали…

Я захожу с утра в Facebook, читаю людей. А оказывается, алгоритм мне показывает только тех людей, которым я чаще ставлю лайки. А те люди, которым я лайки не ставлю, они просто не появляются. И мне начинает казаться, что все думают так, как я. И этот пузырь… Тебе кажется, что все за этих или все за тех. Или все про это, или все про то. А оно не так.

Насколько это сильно влияет на нашу жизнь сейчас? Насколько это опасная вещь?

-Я с этим столкнулся, что у нас все в баблах. И герои одного бабла думают, что они герои всех баблов, а на самом деле в другом бабле даже не знают про твое существование. Там есть свои герои. И эти баблы живут рядом. Соседние улицы. Это не какая-то Зимбабве, это все в одной Молдове. Два самых больших бабла – это русские и молдаване. Румыноязычные, русскоязычные. Это наша реальность. И нам сейчас нужно с этим жить, потому что дальше будет… Лучше не станет. Потому что если раньше мы взаимодействовали с миром не через экран смартфона, а через своих знакомых, друзей и могу получать не подсунутую алгоритмом информацию, то сейчас действительно делают сепарацию.

-Да, но просто на этой подсунутой алгоритмом информации, на том, что тебе приходит каждый день, ты принимаешь решения, в том числе, важные для твоей глобальной жизни. Ты начинаешь думать, что это есть черное, это есть белое. Это есть черное, потому что все в твоем бабле говорят, что это есть черное. Хотя на самом деле еще куча других людей, которые совсем так не считают. Считают, что это вообще серое, это вообще розовое. Но просто ты с этими людьми никак не пересекаешься.

-А вот для меня очень важно иметь в окружении людей, мнение которых я не разделяю. И у всех разные точки зрения. И мы часто спорим. И я понимаю, что если б мы сидели все и говорили, что Путин – пидорас, все вместе, это как раз про бабл, про искажение. А когда один говорит, что пидорас, но не совсем, и я ценю людей в своем круге, которые со мной не согласны. То же самое и в партнерстве, и в браке, то, что мы говорили сегодня с тобой. То есть искать людей, непохожих на себя. Это тебе дает ощущение, что ты не совсем отрываешься от реальности.

-Кстати, с этой точки зрения, говоря про баблы, ты же прекрасно понимаешь, что есть такое представление, что если русскоязычный, фамилия – Волошин, point.md – самый читаемый на русском языке, значит однозначно…

-Мы на Москове.

-Мы на Москове, да. Только причем такая сильная, жирная Москова.

-Я с этим борюсь уже очень давно и очень сложно это когнитивное искажение победить.

-Я просто вижу, тебе часто это пишут в комментариях.

-Да. Когда я закрыл комментарии на Point и сказал, что я против войны, и что Путин – военный преступник, и что мы поддерживаем Украину, очень много людей охерело. Мне писали: «Волошин, точно? Ты же пропутинский». Откуда вы взяли? С чего? У людей потихонечку слои наслаивались. И пришло к тому, что я фактически агент Путина, прямо здесь нахожусь.

-Как с этим бороться? С этим, вообще, можно бороться?

-Можно и нужно бороться. Я с этим борюсь. Для меня это проблема, потому что я, вообще, промолдавский, но меня считают прорусским. И мне от этого больно. Особенно последнее время. Я вижу, что происходит там. Это просто пипец. И говорить об этом нужно много. Нужно доказывать делами это. Нужно постоянно с этим бороться. Нельзя это… Дени, ты линяешь, радость моя.

-Смотри, это примитивное мышление и категоричность: если русскоязычный – однозначно прорусский, если ходит босиком – значит обязательно сумасшедший, если Point.md дает новости не только про Майю Санду, но еще и про Долдона, то однозначно там есть какой-то договорняк. И об этом очень часто рассуждают люди, от которых хотелось бы ожидать совершенно иного. Открытости, понимания, что мир многогранен, больше толерантности. Я говорю сейчас про наших политиков. Причем не про кого-то в частности, а про всех.

Как влиять на то, чтобы те, от кого ты ждешь, чтобы приходили с благим словом, не продолжали нести эту херню в массы, имея гораздо больше влияния на массы, чем все остальные? И они ведь несут эту херню.

-Это же проще всего. Ярлыки вешать проще всего. Вправо или влево улететь – это самое простое, что может сделать человек. Намного сложнее… Вот даже ты сейчас. Попробуй представить, что Путин делает что-то хорошее. Ты сможешь убедить себя в том, что есть двойственное отношение к войне в Украине, что он не такой уж козел, возможно, это Украина спровоцировала? Попробуй себя словить на мысли, что ну это абсурд, не может быть, Путин однозначно конченный. А вот есть люди, которые считают наоборот. И попробуй принять их точку зрения и сдвинуть себя немножко в сторону середины хотя бы.

-Представим тот новый мир, идеальный, какой там…

— Дивный.

-Дивный мир, в котором Дмитрий Волошин решает: нет, все, мой следующий проект «Меняю Молдову». Как ты думаешь, человек, ты или кто-то другой, приходящий в политику не на лозунгах этих вешаем, этих сажаем и заживем, а человек, который объясняет: «Ребят, мир намного сложнее, он такой серо-буро-малиновый, и нет простых решений. И решение, единственная возможность, это работать, работать, работать. Просто государство должно сделать первое, второе, третье, четвертое и не мешать», – ты думаешь, есть шанс такому проекту в такой стране, как наша, с нашим менталитетом, где должен кто-то прийти, спасти и все за тебя решить, такому проекту победить есть шанс?

-У нас пока популизм рулит. Мы накормим голодных, мы спасем больных и все будет окей. Эта схема работает. Проверенная. Вопрос: можно ли прийти к власти с таким месседжем, что я приду, и мы просто будем работать. Не знаю, что из этого получится, но просто будем херачить. Есть ли шанс прийти с таким месседжем к власти – большой вопрос. Возможно, для того чтобы делать то, о чем ты говоришь, нужно сказать, что мы спасем всех больных и накормим голодных. А потом, придя к власти, сказать, что для этого мы будем работать, работать и работать. То есть пока страна не готова к этому.

-Уверенность твоей команды, тех, с кем мне удалось сегодня пообщаться, в том, что у них есть все шансы за 3-4 года создать молдавского первого единорога, то есть публичную компанию, которая будет стоить больше миллиарда – насколько это реализуемая вещь при условии, что ты с командой остаешься в Молдове?

Сейчас реально про бизнес. Это больше про бизнес или это больше про твою миссию вдохновителя, который постоянно драйвит всю свою команду, они смотрят на Волошина: ой, он такой классный, мы пойдем за ним, неважно, что это в пропасть – мы за ним идем. Это про бизнес или это больше про это?

— Я тебе уже говорил, что если ты хочешь прыгнуть максимально далеко, нужно целиться на метр дальше, чем ты можешь. Поэтому когда ребята говорят, что мы хотим стать миллиардной компанией, то окей, цель. Ну окей, мы станем не миллиардной компанией через 4 месяца, а 300-миллионной. А если ты будешь мечтать стать 300-миллионной, ты станешь 50-миллионной компанией. Сейчас мы в ДНК это впиваем, что нужно строить амбициозно-недостижимые цели и херачить к ним. Это даст максимальный эффект.

-Хорошо. Для человека, у которого все ок с работой, ему нравится, ему комфортно там, где он есть, но у него есть определенная сумма, 100 евро в месяц, которую он готов инвестировать, ты бы инвестировал во что? Ты бы инвестировал в криптовалюту? Ты, вообще, сам инвестируешь в криптовалюту?

-Сейчас уже не знаю. Спросила бы ты меня полгода назад, я бы сказал: «Конечно, крипта!» А сейчас ты знаешь, где крипта лежит.

-Подожди, может, сейчас самое время покупать.

— Я ну тоже так нормально положил. И сейчас она внизу. Я просто сейчас не дергаюсь, жду, она обязательно взлетит.

-А ты можешь сказать, во что ты вкладывал и сколько ты вложил?

-Не скажу. Потому что я говорю, мне всегда: «Ты дурак, что ли? Зачем столько вложил?» Пускай лежит. Все будет нормально с ней. Она вырастет. Я не верю в мир без крипты. Не будет мира без крипты. Крипта будет.

-А в какую крипту ты вложился сам?

— Эфир.

-Не в биткойн?

-Нет. Я почему верю в эфир, потому что вокруг него строится экосистема. То есть биток – это просто первая цифровая валюта. Она достаточно дубовая. А вокруг эфира строится экосистема. И он становится платежным средством во многих местах, поэтому я верю в его развитие.

-Ты, кстати, знаешь, говоря про то, как государство с частным бизнесом сотрудничает и т.д., что если ты открываешь в Молдове счет на Binance, например, на одной из криптоплощадок, тебе можно привязать молдавскую карточку к Binance, но если в банке об этом узнают, тебя сразу же заблокируют. Ты знаешь об этом? Я решила недавно открыть себе счет на Binance. Я тебе рассказывала про свой небольшой челлендж. Я решила экономить на одной вредной своей привычке. И все эти деньги небольшие вкладывать еженедельно в криптовалюту. Вот буду там по 15, 20, 100 евро вкладывать. То есть это та сумма, которую мне будет не жалко потерять в случае чего. Ну а вдруг выстрелит в конце года 100-200%. И как оказалось, я пришла в банк и в свойственной себе манере сказала: «А какую мне карточку открыть, я хочу открыть счет на Binance и привязать». На меня посмотрели такими глазами, прибежали, показали мне регламент. Сказали: «Это запрещено. Это незаконно». И я просто не поняла, почему это незаконно, если это деньги, которые я ни у кого не украла. Есть деньги, хочу положить на карточку. Или есть деньги эти на карточке, ты хочешь перевести на Binance. Почему в Молдове это невозможно?

-Я не финансист. Я тебе не могу ответить на этот вопрос.

-Для тебя как для человека из бизнеса понятно, почему…

-Это не регламентируемые деньги, они неконтролируемые, они темные, они… Их нельзя пощупать. Для государства это черная дыра, через которую утекают деньги из государства. Почему они должны это любить?

-Если это деньги с твоей карточки, открытой в молдавском банке, ты переводишь куда-то, они же видят, куда это уходит – вот возьмите налоги с этих 100 евро с карточки и все.

-У государства ступор. Появляется такая штука, которой непонятно как управлять, как посмотреть, какие доходы у тебя. И первое – надо запретить. Потом разберемся. Сначала мы запретим, не разрешим. А потом будем разбираться, что это. Государство пока еще не разобралось, что это. Вообще, мир не разобрался, что это. И сейчас только в некоторых странах происходит легализация крипты, понимание крипты, регулирование крипты. У нас сейчас мы в состоянии ступора.

-Ты бы был за то, чтобы в Молдове легализировали крипту?

-Конечно. Да я уверен, что она будет легализована по всему миру. Это естественный путь. И ничего с этим не поделаешь. Так же, как социальный рейтинг. Это вопрос времени просто.

-Если бы у тебя была возможность перемотать свою жизнь назад и еще раз ее прожить, на более быстрой скорости, не знаю, что-то бы ты поменял?

-Нет, я вообще не вижу смысла что-то менять в принципе, потому что никогда не знаешь, к чему это приведет. Возможно, я бы поменял что-то, а в финальной точке это могло вырасти, как эффект бабочки, в какую-то хрень. Поэтому я бы не стал ничего трогать. Вот как оно идет – пускай так и идет. И хорошо, что я не имею возможности это делать, потому что точно бы накосячил.

-Ты, вообще, много в своей жизни косячил?

-Конечно. Я же нормальный человек. Еще с мозгами набекрень. Да, было много глупостей. Ну тоже о них не жалею. У меня много грабель своих, я их с собой ношу, иногда выставляю перед собой и наступаю. Все в порядке.

-Тебя партнеры по бизнесу предавали?

-Нет. У меня был первый партнер в Simpals. Он меня не предавал. Мы расстались. Он не поверил в компанию и ушел.

-Он не сожалеет об этом?

-Я его не спрашивал. Ну как, я его спрашивал. Но когда я его спрашивал, тогда он не сожалел. Это было давно, лет 15 назад.

-А где он сейчас? Чем занимается?

-В Кишиневе живет. Кстати, я в прошлом году пытался вытащить его. Нашел его контакты, хотел с ним встретиться. Но он вежливо отказался.

-У него есть свой бизнес или он…

-Нет. Я слишком много требовал от него. У меня к партнерам очень такое отношение. Я требую, как от себя. А не все могут, как я. И это, наверное, не гуд. Но я слишком многого хотел.

-У тебя в Simpals, несмотря на большую команду, есть только один партнер – Роман, которого мы сегодня видели. Ты ему дал долю в 10% в бизнесе. Ты в принципе любой бизнес строишь как исключительно только твой или ты готов ментально в будущем продать и остаться…

-Не вопрос.

— С пакетом акций 30%.
-Запросто. Мы партнеры с Ромой в Simpals. Но у нас есть куча компаний типа «Лобстера», «Сонара», еще несколько. Румынская компания. И там у меня больше партнеров. Вот девчонки, с которыми ты говорила, тоже мои партнеры.

-Они все партнеры?

-Партнеры.

-Ты всем даешь процент?

— Да, конечно.

— Какое у тебя обычно соотношение: сколько ты оставляешь себе, сколько людям, которые…

-Это разное. Каждый случай отдельный. Его нельзя под шаблон подвести.

-Ты задумывался над тем, что ты абсолютно зависимый человек? Есть же разного рода зависимости. Есть наркомания, алкоголизм. Каждый на чем-то своем торчит. А у тебя такая… Я тебе сегодня это говорила: ты дофаминовый торчок. Тебе это необходимо. Тебе нужно постоянно испытывать удовольствие от чувства удовлетворения тем, что у тебя получилось. Причем у тебя это обычно через преодоление происходит.

— Это самый короткий путь туда просто. Он неприятный, но самый короткий. На самом деле все человеческие существа – дофаминовые наркоманы. Все, что мы делаем в жизни, мы делаем только для того, чтобы получить инъекцию окситоцина, дофамина, серотонина, гормонов удовольствия себе в кровь. Мы биороботы. Мы больше ни для чего это не делаем. Мы не даем деньги старушке просто так. Мы не воспитываем своих детей, потому что мы их любим. Мы все делаем для себя любимых, потому что все эти действия приносят лично нам удовольствие. Возможно, у меня это видно слишком явно, но ты делаешь то же самое. Если вдуматься в твои действия и спросить: почему, почему, почему, 7 раз. В итоге придешь: чтоб кайфануть.

-Ну конечно, потому что мне это нравится. Может, не нравится другим, но мне это нравится.

-Абсолютно. Поэтому ничего в этом нет удивительного. Я такой же, как и все.

-Слушай, просто хочется тебе сказать, подвести итог сегодняшнего дня. С тобой мы провели половину дня. И здесь приехали тебя дожидаться. Про эту ходьбу пешком. Это крутой очень экспириенс. Это про какую-то внутреннюю свободу, которая вдруг появляется непонятно почему. Хотя ты просто ходишь пешком по Кишиневу. У тебя это про свободу?

-Я недавно, буквально в этом году, смог сформулировать свою базовую ценность в жизни, к чему я стремлюсь. До сих пор это было покрыто туманом, мутью. В этом году я понял, что я стремлюсь к свободе во всем. Оценивая все свои жизненные сегменты, я понял, что мне везде нужна свобода. И я получаю от этого удовольствие. И я понял, почему я хожу босиком. Это именно про то, о чем ты говоришь. Осознание к тебе пришло быстро. А мне понадобилось несколько лет ходить босиком, чтобы понять, почему я это делаю. Сейчас я понимаю, что для меня это важно. И детям своим буду это транслировать, что добейтесь ощущения внутренней свободы, и станете счастливы.